Рассказывая о Евгении Ивановиче Толстикове, я не случайно рассказал, как решалась проблема обеспечения судов Минморфлота, участвующих в 30-й Советской антарктической экспедиции, топливом. 30-я САЭ была примечательно не только круглым числом. И не будь тогда улажена проблема с топливом, это могло поставить под угрозу не только выполнение научной программы экспедиции, но и жизнь людей. Впрочем, такая угроза реально возникла и при отсутствии проблем с топливом… Рассказ коротким не получится. Видимо не на один пост. Но, давайте начнем по порядку.
Напомню, «Михаил Сомов» был построен на Херсонском судостроительном заводе. Судно усиленного ледового класса. Длина 133 м, ширина 18,8 м, осадка 9,05 м, водоизмещение более 14 тыс. т, мощность главного двигателя – 7 000 л.с., скорость – 15 узлов, водоизмещение – 14 150 т, грузоподъемность – 7 800 т.
30 июня 1975 года на судне был поднят флаг. На торжества из Ленинграда прибыла группа ученых Арктического и Антарктического института во главе с его директором А. Ф. Трешниковым. Приехала и жена прославленного полярника Михаила Михайловича Сомова - ленинградская писательница Елена Павловна Серебровская. Она и стала «крестной матерью» судна.
НЭС «Михаил Сомов» стал флагманом антарктических исследований ААНИИ, Госгидромета.
Работа в водах Антарктики сложна, опасна… Уже во втором рейсе, работая в составе флота 22-й САЭ, «Михаил Сомов» попал в ледовый плен. Дрейф оказался не очень продолжительным: менее двух месяцев – с 6 февраля по 29 марта 1977 года, 53 дня. Судно, используя улучшение погодных условий и ледовой обстановки, смогло самостоятельно выйти на чистую воду.
Второй дрейф
случился в 1985 году во время работ по программе 30-й САЭ
.
Из Ленинграда судно вышло, как всегда - с опозданием (это уже была дурная традиция), на сей раз на месяц: АНИИИ не мог своевременно обеспечить снабжение суднов необходимым оборудованием, материалами, решать вопросы финансирования. Директором ААНИИ в это время был протеже и друг Чилингарова Б. А. Крутских, организатор весьма слабый (сужу по личному опыту). Не случайно большинство наград он получил, оставив пост директора. К берегам Антарктиды «Михаила Сомова» повел капитан Анатолий Сухоруков. Это был первый рейс Сухорукова в Антарктику.
К берегам Антарктиды судно подошло уже в середине очень короткого антарктического лета. Первая его половина была упущена. Условия были благоприятны: в море Космонавтов смогли подойти к станции «Молодежная» и начать выгрузку прямо на припай.
(фото с подписями взяты из фото-очерка Олега Остапцова о 30-й САЭ, авторские подписи под фото сохранены).
Вместе с «Михаилом Сомовым» подошло еще одно судно – «Павел Корчагин».
Начались перешвартовки. И тут капитан Сухоруков посадил «Михаила Сомова» на камни! Не просто посадил. Удар был такой силы, что в корпусе, в районе цистерны с пресной водой, образовалась трещина, морская вода попала в цистерну. И моряки долго еще пили подсоленный чай. Мало того, отворачивая от подводной скалы, Сухоруков умудрился ударить судно еще раз о камни уже скулой.
Капитан флагмана «Михаил Сомов» Анатолий Сухоруков был вдрызг пьян!
Пьяный капитан дергал ручку машинного телеграфа до упора: от «полный вперед» до «полный назад».
Сухоруков по команде из Москвы был отстранен от командования судном, капитаном был назначен В. Ф. Родченко, опытный ледовый штурман, капитан, ходивший на ледоколах в Арктике, неоднократно в Антарктику на судах Гидромета.
На ремонт «Михаила Сомова» водолазами ушла еще неделя короткого лета.
«Михаил Сомов» вместе с «Павлом Корчагиным», после короткого захода в Веллингтон для пополнения, прошли в море Дейвиса к станции «Мирный», сюда же подошел теплоход «Байкал» с зимовщиками.
Зимовщики, следующие на станции «Ленинградская» и «Русская», пересели на «Сомов».
Далее «Милаилу Сомову» предстояло обеспечить снабжение и смену зимовщиков станции «Русская», затем «Ленинградской». Станция «Русская» расположена в тихоокеанском секторе Антарктиды, у моря Росса. В море Росса, куда направился «Сомов», находится самый тяжелый ледовый массив. Зимой здесь до сих пор не работало ни одно судно. «Михаил Сомов» подошел сюда в начале зимы. Ему удалось подойти к станции на расстояние вертолетного плеча, произвести смену зимовщиков и отчасти – снабжение станции. 15 марта 1985 года (это, кстати, дата, когда из Антарктики уходят все иностранные суда) погода резко ухудшилась, поднялся ураганный ветер. Тяжелые льды сомкнулись, зажав судно. «Михаил Сомов» оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды у Берега Хобса. Его протащило в район забитый айсбергами, сидевшими на мели. Это очень большая опасность: судно может быть придавлено к айсбергу и расплющено об него напирающими льдами. Родченко сумел, маневрируя, выйти из района скопления айсбергов, уйдя от наибольшей опасности. Но вскоре у судна льдом заклинило винты и руль, оно потеряло возможность движения. Месяц спустя было принято решение оставить на «Михаиле Сомове» минимум экипажа, а часть экипажа и участников экспедиции перебросить вертолетом на дежуривший у кромки льдов «Павел Корчагин». 17 апреля эвакуация вертолетами была завершена. Всего было эвакуировано 77 человек. На "Михаиле Сомове" оставались 53 человека.
Прервавший работы в Индийском океане НЭС «Академик Ширшов» (опять же не путать с судном космического флота «Академик Петр Ширшов» АН СССР),
прибывший в этот же район пароход «Капитан Мышевский» обеспечили с помощью вертолетов снабжение и смену зимовщиков станции «Ленинградская».
«Павел Корчагин» оставался все время у кромки льдов, подстраховывая «Михаила Сомова». Расстояние между ними увеличивалось. К июню оно превышало 800 км. Положение «Михаила Сомова» становилось все более тяжелым. Сказывалась и потеря прочности судна в результате полученной трещины корпуса. Выгрузка снабжения на нескольких станциях облегчило судно, «Михаил Сомов» оказался без балласта. Ватерлиния, где проходил усиленный ледовый пояс, высоко поднялась над уровнем моря, подставив льдам менее защищенную подводную часть корпуса. Кроме того, это практически лишило судно его ледокольных качеств: нос, которым судно колет лет и вползает на него, давя и ломая своей массой, оказался выше уровня моря, масса судна уменьшилась и не позволяла крошить тяжелые льды… Возникла реальная угроза быть раздавленным льдами. Шпангоуты, не выдерживая натиска льдов, стали лопаться. Сжатия были столь сильными, что огромные льдины запрыгивали на палубу судна. Экипаж стал готовить все необходимое для высадки на лед в случае аварийной ситуации. Дрейф продолжался уже белее трех с половиной месяцев. Только 5 июня было принято решение Совета Министров СССР об организации спасательной экспедиции на ледоколе. Проще было бы направить атомоход, но Антарктида – безъядерная зона и вход в ее воды атомоходов недопустим. Дальневосточное морское пароходство выделило ледокол «Владивосток».
Построен «Владивосток» в Финляндии, спущен на воду в 1969 году. Мощность основных двигателей 26 тыс. л.с., скорость на чистой воде - 18,6 узлов/час, водоизмещение 13290 тонн, наибольшая длина 122 м, ширина 24.5 м, максимальная осадка 10.5 м. Численность команды – 109 человек. Махина!
Из Москвы транспортным самолетом был доставлен специально оснащенный вертолет Ми-8. Была сформирована научно-оперативная группа гидрометовцев, установлена аппаратура для приема спутниковых снимков. Начальником экспедиции распоряжением Совмина был утвержден начальник управления кадров и учебных заведений Госкромгидромета А. Н. Чилингаров. В ААНИИ был создан штаб по руководству операцией. Возглавил его зам. директора ААНИИ Герой Соцтруда Н. А. Корнилов (его можно было видеть на фото празнования 50-летия СП-1; я лично очень хорошо знаю и глубоко уважаю Николая Александровича, очень грамотный и толковый человек!).
Ледокол вышел в рейс из Владивостока уже 10 июня под командованием опытного ледового капитана Геннадия Антохина. Зашел в Находку, где на палубу судна было принято 800 бочек с топливом для вертолетов и две цистерны с соляркой для «Михаила Сомова».
Переход ледокола, приспособленного для плавания и работы во льдах, имеющего яйцеобразную форму подводной части (для выталкивания его при сжатиях) через ревущие сороковые и неистовые пятидесятые широты был кошмаром. Непрекращающиеся штормы, волны высотой с пятиэтажный дом... Порой судно полностью зарывалось в волну, крен достигал 42 градусов. Качка была столь сильна и резка, что моряки стали опасаться, не сорвет ли с фундаментов главные двигатели. Андрей Проворкин (мой однокурсник!), занимавшийся дешифровкой спутниковых снимков и частично метеонаблюдениями, разглядел на снимках ИСЗ узкую полосу относительно тихого моря, проход туда «Владивостока» позволил судну благополучно миновать опасный район, не считая таких мелочей, как потеря 200 бочек с керосином, сломанных леерных стоек да срезанного волной металлического трапа, приваренного к двум палубам.
В 20-х числах июля 1985 г. «Владивосток» подошел к ледовой перемычке, отделявшей «Михаила Сомова» от чистой воды. Установил с ним связь. 23 июля 1985 г. вертолет Ми-8 (командир Б.В. Лялин) совершил посадку у правого борта НЭС «Михаил Сомов». Вертолет доставил начальника экспедиции А.Н. Чилингарова, руководителя научных работ Б.А. Крутских, гидролога и медицинский персонал.
Войдя в перемычку, «Владивосток» в какой-то момент и сам оказался зажат льдами. Но погодные условия улучшились, сменивший направление ветер несколько разрядил льды.
Ледокол околол «Михаила Сомова» и 11 августа оба судна вышли на чистую воду.
В дрейфе «Михаил Сомов» находился 133 дня.
Это был, однако, не последний его дрейф.
Многие участники этой эпопеи были награждены государственными наградами, трое из них стали Героями Советского Союза, некоторые еще поощрены и соими ведомствами. Но об этом более подробно мы поговорим следующий раз.
Оригинал записи и комментарии на
Р одченко Валентин Филиппович – капитан научно-исследовательского судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института, гор. Ленинград.
Родился 12 мая 1939 года в городе Ворошиловград Украинской ССР, ныне Луганск (Украина), в семье служащего. Украинец. Член КПСС с 1967 года. В 1961 году окончил Херсонское мореходное училище Министерства морского флота СССР. Работал на судах Дальневосточного морского пароходства и на научно-исследовательских судах.
В середине февраля 1985 года научно-исследовательское судно « » прибыло в район станции «Русская», расположенной в тихоокеанском секторе Антарктики. Ему предстояло сменить состав зимовщиков, доставить топливо и продукты. Внезапно начался шторм. Скорость ветра достигала 50 метров в секунду. Судно блокировали тяжёлые льдины, и оно вынуждено было дрейфовать со скоростью 6–8 километров в сутки. Толщина льда в этом районе достигала 3–4 метров. Расстояние от судна до ледовой кромки – около 800 километров. «Михаил Сомов» оказался прочно пленённым в море Росса.
По команде из Москвы часть экипажа и исследователей сняли вертолёты и переправили на другие суда. На «Михаиле Сомове» оставались 53 человека во главе с капитаном В.Ф. Родченко.
Чтобы выручить из дрейфующей ловушки судно, по просьбе Госкомгидромета СССР Министерство морского флота выделило ледокол «Владивосток» Дальневосточного морского пароходства, а Министерство гражданской авиации – вертолёты палубного базирования под командованием . Их прибытие к морю Росса требовало значительного времени.
Ударными темпами стали загружать ледокол «Владивосток» дополнительным горючим, продовольствием, комплектами тёплой одежды (на случай длительной зимовки, а то и высадки людей на лёд), тройным запасом буксировочных тросов, запасными частями для буксировочных лебедок. Ни на «Михаиле Сомове», ни на «Владивостоке», ни в министерствах не могли предположить, как будет складываться ситуация. Море Росса было мало исследовано и таило массу загадок.
А в это время судно «Михаил Сомов» было лишено подвижности. Руль и винт заклинены льдом. Видимость ограничена сумерками южнополярной ночи. Температура воздуха – минус 20–25 градусов. Корабль дрейфовал в центре устойчивых многолетних льдов.
Капитан В.Ф. Родченко мобилизовал всё для жизнеобеспечения «пленника». Вёл наблюдение за массивными подвижками льдов, за торосами, находящимися в опасной близости. Три раза в сутки выходил на связь со станцией «Молодёжная», которую в буквальном смысле, «раздирали» редакции газет, радио, телевидения множества стран мира, требуя информации: «Как там "Михаил Сомов"?» Из-за магнитных бурь сам экипаж утратил слышимость Москвы, Ленинграда.
К концу июня «Михаил Сомов» пережил сотый день дрейфа. Вблизи корабля поднялись торосы. Их высота достигла верхней палубы. Пришлось сократить расход электроэнергии, пара, пресной воды. Отказались от обогрева ряда служебных помещений, балластных танков. Санитарный день (стирку, душ, баню и так далее) теперь устраивали только два раза в месяц. Принятые меры позволили экономить ежедневно до 2,5 тонн горючего. Капитан В.Ф. Родченко жёстко поставил задачу: продержаться до подхода «Владивостока».
Выйдя 10 июня 1985 года из владивостокского порта, ледокол «Владивосток», выжимая всю мощь из машин, устремился в южные широты. В Новой Зеландии на его борт поднялся назначенный Советом Министров СССР начальник специальной экспедиции по оказанию помощи «Михаилу Сомову» . На известного полярника возлагалась ответственность за координацию действий всех технических средств и личного состава в спасении «Михаила Сомова» из ледового плена.
На 36-й день не без риска и огромных трудностей «Владивосток» (не созданный для сильных штормовых условий открытого океана: его стихия – все-таки лёд) преодолел «ревущие» 40-е и «неистовые» 50-е широты. Часто оба его борта полностью уходили под воду. Однако размещённый в укрытиях палубный груз удалось сохранить. Ледокол установил радиотелефонную связь с «Михаилом Сомовым» и «Павлом Корчагиным» (последний подстраховывал «пленника» у кромки льда). Обменявшись данными обстановки, пожелали друг другу скорой встречи.
Вскоре стали попадаться айсберги. На ходовом мостике усилили вахту. 18 июля 1985 года встретились с «Павлом Корчагиным». Взяли у него вертолёт и пожелали счастливого возвращения в Архангельск. На всех парах «Владивосток» пошёл таранить молодые льды. До «Михаила Сомова» оставалось 600 миль.
Весть о прибытии «Владивостока» обрадовала экипаж «Михаила Сомова». Несмотря на отчаянные штормы и беспросветную круглосуточную ночь, они с удесятерённой энергией готовились к встрече: перебрали главные двигатели, проверили гребную установку, освободили ото льда винт и руль. Дабы не дать последним вмёрзнуть вновь, главные двигатели «гоняли» круглосуточно. Сэкономленные запасы топлива позволяли делать это.
26 июля 1985 года «Владивосток» уже галсами «колесил» вокруг «Михаила Сомова», обкалывая льды. Ненастная погода не благоприятствовала действиям экипажей. Дули страшные юго-западные ветры. Температура воздуха –34 градуса. Антарктика грозила схватить, сковать намертво, привязать к себе оба ледокола.
В.Ф. Родченко понимал, что ухудшающаяся погода на раздумья, а тем более на «жаркую» встречу экипажей двух судов времени не отпускала. Поэтому, как только «Михаил Сомов» был оторван ото льдов, «Владивосток» сразу же двинулся по пробитому им же каналу в обратный путь. Побыстрее от злополучного места! «Михаил Сомов» уверенно последовал за своим освободителем. Два островка огней в южнополярной ночи двигались вперед, к чистой воде, к далекой Родине.
У казом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1986 года за мужество и отвагу, проявленные при исполнении служебного долга, капитану научно-исследовательского судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института Родченко Валентину Филипповичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Продолжил работать на судах Арктического и антарктического научно-исследовательского института. Был слушателем Ленинградского высшего инженерного морского училища. С 1995 года – на пенсии. Капитан-наставник плавсредств Канонерского судоремонтного завода, затем главный государственный инспектор, капитан-наставник отдела флота концерна «Морское подводное оружие».
Живет в городе Санкт-Петербурге.
Награждён орденом Ленина (14.02.1986), медалями.
Увидев в телепередаче Героя Советского Союза Валентина Родченко , женщины со всей России бросились ему звонить, писать. Оставляли сообщения в Сети и приглашали в гости.
Валентину Филипповичу - 77. И это вторая волна успеха в его жизни. Она накрыла капитана после того, как на экраны страны вышел фильм Николая Хомерики «Ледокол», снятый на основе реальных событий 1985 г. Тогда судно «Михаил Сомов», зажатое льдами у побережья Антарктиды, 133 дня дрейфовало среди айсбергов. Капитаном был Валентин Родченко. Спасательную операцию на ледоколе «Владивосток» возглавлял знаменитый полярник Артур Чилингаров . Правда, в жизни героем арктических приключений стало научно-экспедиционное судно ледокольно-транспорт-ного типа. Если бы «Михаил Сомов» был ледоколом, другой для спасения не понадобился бы.
Я был на премьерах в нескольких городах, - говорит Валентин Филиппович. - Так вот, 90% зрителей понятия не имели об Антарктике. А у нас там было семь полярных станций, которые мы обеспечивали всем необходимым - от оборудования до питания.
А что завтра?
Льды давят, судно не выдерживает и трещит. На корпусе вмятины, в нижней части - пробоины. Если вода попадёт в трюм или машинное отделение, тогда всё, конец! А тут ещё айсберги. В кино один из них - огромный, как небоскрёб. На деле - глыба длиной в десятки километров снаружи невысока, но уходит под воду на сотни метров. Неуправляемая махина, от которой ни убежать, ни спрятаться.
Страх появился потом. А тогда надо было что-то делать, чтобы не погибнуть: укреплять корпус металлическими листами, брёвнами... Паники не было. Всё происходило постепенно, как будто сама природа приучала нас к тому, что лёд будет давить сильнее, сильнее. Мы думали: вчера сжатие пережили, переживём и сегодня.
Никто не знал, что будет завтра. Всё могло закончиться через два часа. У замполита - предынфарктное состояние. Треть моряков просит успокоительного, но лекарства перестают действовать. Состояние некоторых вызывает у врача серьёзные опасения: если психика не выдержит, может случиться что угодно. Ребята худеют на глазах, спать, когда лёд сдавливает корпус, невозможно. Начали писать родным прощальные письма: наверное, не вернёмся. Но такие послания радиорубку судна не покидали. А потом и вовсе пришёл запрет на переписку.
Бывало, захожу в каюту. Сидит матрос. В унтах, в КАЭ (костюм антарктический экспедиционный). Не узнаёт. «Как дела?» - «Всё хорошо». А взгляд безжизненный... Я и сам месяца два был не в себе. Громыко (председатель Президиума Верховного Совета СССР. - Ред.) потом сказал мне в Кремле: «Сынок, тебя Бог спас. Купи иконку».
Сначала-то прокуратура и комиссия расследовали дело - были подозрения, что я не справился. Но потом вручили «Золотую Звезду». И началось! Корреспонденты. Съёмки. Пресс-конференции. Операторы удивлялись - расставить аппаратуру в служебной квартире негде. Через полтора года я написал заявление с просьбой избавить меня от всего этого. Так что первая волна успеха была покруче нынешней.
Любовная лодка
В 1985-м Родченко - 46. По возвращении его тут же госпитализируют. Вердикт врачей суров: дорога в море закрыта. До дрейфа и после - две разные жизни. Психика уже не та. Напряжённый разговор теперь может вызвать боль в висках...
И всё-таки на капитанский мостик он вернулся. После отпуска снова прошёл мед-обследование - врачи дали добро. Ещё десять лет Родченко бороздил океаны. Да так и остался морским волком.
В паспорте капитана - три штампа о браке. И ни одного счастливого. Первый раз пошёл в загс в 27. Он - второй помощник капитана. Она - уборщица, на 9 лет моложе. «Других женщин на судне не было»... Родилась дочь. А скоро стало понятно, что у жены - неизлечимая русская болезнь... Вторая супруга сразу заявила: всё будет хорошо, только не слушай сплетни. Он удочерил её девочку. А когда она выросла, Родченко признался, что не отец ей. И отношения испортились. Тем временем «доброжелатели» докладывали об увлечениях жены. После развода капитан оказался на улице. Позже заработал на хрущёвку. Купил дачный участок. Сделал ещё одну попытку создать семью - бывшая жена друга сама явилась к нему с чемоданом. Но жизнь опять не сложилась.
«Закалка»
«Судьба такая», - вздыхает капитан. Она не была к нему благосклонна. Испытывала на прочность. Бросала из огня да в полымя. А он шёл напролом. Как «Сомов». Помогала закалка, полученная в детстве. Но вообще-то... врагу не пожелаешь такой закалки.
У папы с войны 20 осколков в теле осталось - ни ходить, ни есть сам не мог, - рассказывает Родченко. - Жили мы на Украине, в станице Луганская. Мама работала в колхозе за трудодни. Перед моим днём рождения решила продать на базаре овощи с огорода. Поехала с женщинами в Краснодон. И не вернулась... Погибла под самосвалом. Остались мы с отцом. Он - калека неграмотный. И я - мальчишка. Пришли к папе соседки: жениться тебе надо, вон Анька - одна. А он, представляете, какой: я её не люблю. Месяца два кочевряжился. Но сдался. И Анна посвятила ему жизнь. Ухаживала, кормила с ложечки. Мне заменила мать, звала сыночком. А ведь ей был всего 41 год. Настоящая сестра милосердия.
Говорят, моряк - профессия романтическая. Валя Родченко пошёл в мореходку, мечтая о хлебе насущном: питание и обмундирование там были бесплатными.
Валентин Родченко в родной станице с мамой Анной. Фото: Из личного архива
Заветная мечта
Больше 20 лет Валентин Филиппович один. Пока были живы отец и мама Анна, летал к ним. Потом решил отремонтировать их полуразвалившийся флигелёк и приезжать на лето. Вкладывал все деньги. Даже квартиру в Питере и участок продал.
Мир изменился в одночасье весной 2014-го. Дом в станице разбомбили. Собака погибла. Просидев несколько дней в погребе, капитан уехал домой. Даже одежды не взял. Думал, скоро всё -закончится.
- Если б просто стреляли, я бы остался. А там артиллерийская бомбёжка!..Сейчас Валентин Родченко живёт в социальном доме на окраине Петербурга в квартирке меньше 30 «квадратов». Даром что Герою Советского Союза положено «первоочередное улучшение жилищных условий... с предоставлением при этом дополнительной жилплощади до 20 кв. м». Это - сухим языком закона. А если по совести?..
На следующий день после телепередачи человек сорок стояли у подъезда. Телефон у консьержки разрывался. Особо ретивые дамы прорывались в подъезд. Писали: «Приезжайте, у меня большая квартира», «Хочу Вас согреть», «Я чистоплотная». Одна даже блинов напекла. Но я на личной жизни поставил крест. Теперь надежда только на то, что на Украине мир будет.
Может, тогда наконец капитан Родченко узнает, что такое - радость жить... Он ведь её заслужил.
Сегодня ночью посмотрел фильм Ледокол, ну думаю с утра надо пост запилить о реальной истории спасения парохода и экипажа. До того я слышал, что сюжет фильма основан на реальных событиях.
Начал искать информацию, а тут бац великолепный, готовый пост. Текст из поста, а фото и некоторые факты, показавшиеся мне интересными добавлены из сети интернет.
Прототип «Михаила Громова» — дизель-электроход «Михаил Сомов» — до сих пор находится в строю, продолжая снабжать российские научные экспедиции. Поэтому задействовать его в съёмках создатели картины не смогли. Но выход был найден. В порту Мурманска стоит ледокол-музей атомоход «Ленин», на нём и были отсняты ключевые сцены фильма и по нему создан компьютерный образ "Михаила Громова".
Когда попытка открыть станцию Русская во время 18-й САЭ оказалась неудачной, выяснилось, что ледовые условия в этом районе чрезвычайно сложны. Обширный участок антарктического побережья от моря Росса до западных берегов Антарктического полуострова протяженностью около 3000 км долго оставался "белым пятном".
Лишь во время короткого антарктического лета на пути от базы Мак-Мердо до Антарктического полуострова со стороны моря Росса в этот район изредка заходили американские ледоколы.
В 1980 г. сюда сумел пробиться советский дизель-электроход "Гижига". С помощью вертолетов здесь была организована станция "Русская". С этого времени и началось планомерное изучение данного района, его метеорологического и ледового режимов, рельефа дна, а также географических особенностей прибрежной зоны.
15 марта 1985 г. во время обеспечения станции Русская при резком усилении ветра до 50 м/с ледовая обстановка ухудшилась.
"Михаил Сомов" был зажат тяжелыми льдами и оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды у Берега Хобса. Используя данные ИСЗ и ледовой авиаразведки, по разрывам в массиве тяжелых сплоченных льдов к 26 марта судно вышло из опасной зоны, где сплоченность айсбергов достигла 9 баллов, и оказалось в центре Тихоокеанского ледового массива на удалении около 120 км от побережья и около 300 км от кромки дрейфующего льда.
Наиболее опасными были первые дни дрейфа судна, когда отмечались активный вынос льда с акваторий, которые располагались восточнее мыса Бернс, и его накапливание у гряды айсбергов, сидевших на грунте в районе банки Аристова. Пришли в движение айсберги, находившиеся в опасной близости от судна, толщина набивного и наслоенного льда у борта "Михаила Сомова" достигала 4 - 5 м, и возможности для активного движения у него не было.
К 15 марта судну удалось, пользуясь кратковременными улучшениями ледовой обстановки, выбраться из опасной зоны. Оно находилось в точке 74"22" ю. ш., 135"01" з. д. и, периодически испытывая сильные сжатия, начало дрейфовать в генеральном запад-северо-западном направлении.
При ослаблении сжатия "Михаил Сомов", работая ударами и продвигаясь при этом на одну четверть корпуса за один цикл "разбег - удар", пытался перемещаться в северо-восточном направлении. Лишь 25 марта 1985 г. условия для незначительного продвижения на север сложились исключительно благоприятно. "Михаил Сомов" продвинулся на север до 73"29" ю. ш.
Неоднократные ледовые авиаразведки, проводившиеся с помощью вертолета Ми-8, показали, что судно находится на южной периферии Тихоокеанского ледового массива, где преобладают обширные поля сморози остаточных льдов и молодые льды толщиной 60 см. В конце марта генеральным направлением дрейфа льда было запад-юго-западное. Скорость дрейфа составляла 2 - 3 узла.
Надежды на самостоятельный выход "Михаила Сомова" из ледового плена в тот момент больше не было.
По воздушному мосту "Михаил Сомов" - "Павел Корчагин" с дрейфующего судна вертолетами Ми-8 было эвакуировано 77 участников экспедиции и членов экипажа.
Эта операция была завершена 1 7 апреля 1985 г. В начале апреля температура воздуха в районе судна понизилась до - 28 "С, скорость восточного ветра усилилась до 28 м/с.
Северная кромка дрейфующего льда с каждым днем все дальше уходила на север. Поскольку генеральное направление дрейфа шло примерно параллельно побережью, расстояние между судном и берегом - около 300 км - практически не менялось.
Скорость дрейфа была незначительной - не более 4 - 5 миль в сутки. Подстраховочное судно "Павел Корчагин" находилось у кромки дрейфующего льда в точке 68" ю. ш., 140" з. д., на удалении около 900 км от "Михаила Сомова".
В случае аварии на дрейфующем судне для оказания ему помощи "Павлу Корчагину" нужно было углубиться более чем на 300 миль в ледовый массив сплоченностью 9 - 10 баллов и отыскать льдину, пригодную для приема вертолета.
Организация лагеря на льдине, как это было сделано в свое время после гибели парохода "Челюскин" в Арктике, также рассматривалась участниками дрейфа как один из вариантов спасения в случае гибели "Михаила Сомова". Как долго может дрейфовать судно, пока не освободится из ледового плена?
Наблюдения за дрейфом айсбергов в данном районе позволяли предположить, что это может случиться лишь в конце 1985 г. Ни запасы продовольствия, ни запасы топлива на судне на такой длительный срок рассчитаны не были. Расход топлива на обогрев и приготовление пищи был сведен к минимуму и составлял около 5 т в сутки.
При таком расходе его могло хватить только до конца августа. В апреле "Михаил Сомов" продрейфовал около 150 миль. В мае под действием ветров переменных направлений в массиве льдов, блокировавших судно, стали появляться разводья и трещины. 13 мая локатором было обнаружено разводье шириной около 150 м, по которому судно попыталось выйти из тяжелых многолетних льдов.
К 15 мая оно оказалось на 73"55" ю.ш., 147" з. д. Началась зима. Судно стало дрейфовать в генеральном юго-западном направлении. В конце мая в результате продолжительных ветров северо-восточных румбов, достигавших м/с, массив льда стал прижиматься к берегу.
Начались сжатия, подвижки полей, у борта судна образовывались гряды торосов. Винт и руль "Михаила Сомова" заклинило, а его корпус оказался на подушке из ледяной каши. Температура воздуха колебалась от - 25 до - 30 "С, эпизодически понижаясь до - 33 "С.
Шло интенсивное ледообразование на всей акватории моря Росса.
Для того чтобы вывести судно из льдов, Советом Министров СССР было принято решение об организации спасательной экспедиции на одном из ледоколов.
В июне - июле скорость дрейфа судна уменьшилась до 0,12 узла. В конце июля оно оказалось в застойной зоне, где "топталось" у 75" ю. ш. между 152 - 153" з. д. до 26 июля, т. е. вплоть до подхода ледокола.
В конце июня - начале июля в пределах радиолокационной видимости стали все чаще появляться разводья. Однако попавшее в поле сморози судно двигаться не могло.
26 июля 1985 г. по разводьям ледокол "Владивосток" подошел к "Михаилу Сомову", околол его, и оба судна 11 августа вышли на чистую воду. В дрейфе "Михаил Сомов" находился 133 дня, с 15 марта по 26 июля 1985 г.
За мужество и героизм, проявленные в ходе этой операции, А. Н. Чилингаров, капитан НЭС «Михаил Сомов» В. Ф. Радченко и командир Ми-8 Б. В. Лялин были удостоены звания Героя Советского Союза, а ряд наших авиаторов — государственных наград.
P.S
Прототип героя фильма "Ледокол" после трагедии Луганска попал в богадельню
Валентин Филиппович Родченко
капитан научно-исследовательского судна "Михаил Сомов" Арктического и антарктического научно-исследовательского института
После разбирательств начались награждения. Капитан Родченко, летчик вертолета Лялин, начальник спасательной экспедиции Чилингаров получили Звезду Героя... Орденом Ленина был награжден ледокол «Владивосток». Ордена и медали получили все участники спасательной экспедиции. Были награждены даже журналисты. Единственного человека не оказалось в этом победном списке — капитана Антохина "Владивостока". Будто само собой там все сделалось, будто его и не было...
А еще через 14 лет в марте 1999 года Указом президента России капитан Антохин был награжден орденом Мужества «за спасение в 1985 году советского научно-исследовательского судна «Михаил Сомов»...»
Казалось бы, справедливость восторжествовала, многие говорят, мол, лучше поздно, чем никогда... Не согласен: поздно — это и есть никогда: уже отболело сердце, уже выслушаны все искренние или фальшивые сочувствия, уже пришло другое время, другие «системы координат»...
Позднее «за выдающиеся заслуги в области изучения, освоения и использования арктических и замерзающих неарктических морей Дальнего Востока, обеспечения безопасности и развития полярных и приполярных регионов России...» Геннадий Антохин был награжден редким российским орденом «За морские заслуги», имеющим порядковый номер 7.
P.P.S.
Ну в качестве бонуса фотографии сделанные spott сыном одного из членов экипажа "Михаила Сомова"
Кадры эти, кроме памяти для меня, примечательны еще тем, что сделаны во время одной из полярных экспедиций (а может быть, и нескольких разных), возможно даже во время экспедиции 1985 года, когда ледокол застрял во льду на четыре месяца.
Спросить уже некого, но так навскидку это где-то около 1985 года, +/-. Если не ошибаюсь, сделаны фотоаппаратом ФЭД (по-крайней мере, это название всплывает из детских воспоминаний).
Когда-то давно, может быть год назад, я писал, что нашел дома коробку с отцовскими слайдами. Вот дошли наконец руки перевести их в цифровой вид, не все конечно, только пробные 17 штук, случайно выбранные из коробки. Качество конечно ужасное, да и сами слайды довольно потертые, но никаких других отцовских фотографий у меня больше нет. Последний раз я видел его году в 90-м, потом он уехал то-ли в Канаду, то-ли в Америку, прислал пару-тройку писем. Где-то в 2000м году позвонил домой, мы даже поговорили полчаса о какой-то ерунде, а потом через месяц или два после этого звонка я узнал что он умер.
Кадры эти, кроме памяти для меня, примечательны еще тем, что сделаны во время одной из полярных экспедиций (а может быть, и нескольких разных), возможно даже во время экспедиции 1985 года, когда ледокол застрял во льду на четыре месяца. Спросить уже некого, но так навскидку это где-то около 1985 года, +/-. Если не ошибаюсь, сделаны фотоаппаратом ФЭД (по-крайней мере, это название всплывает из детских воспоминаний).
Жизнь - самый крутой сценарист и драматург. События в ней порой так закручиваются, что такое не смогло бы родиться даже в голове самого талантливого сценариста. Поэтому реальные события часто ложатся в основу художественных фильмов.
Так произошло и в случае с кинолентой «Ледокол» - про застрявшее во льдах Антарктики судно. Но в отличие от главного героя его прототип - капитан дальнего плавания Валентин Филиппович Родченко - после возвращения из 4-месячного ледового дрейфа пережил еще немало невзгод. И как итог - социальный дом престарелых... Именно там «МК» и нашел этого уникального человека.
Валентин Филиппович в доме престарелых. 2016 год.
Окраина Санкт-Петербурга, Выборгский район, панельные многоэтажки... В одной из них, в доме престарелых, теперь обитает легендарный капитан дальнего плавания.
Здесь в основном бабули живут старенькие, - объясняет Родченко.
Валентин Филиппович тоже немолод - 77 лет. Но при этом бодрый, активный. И бессменная тельняшка под рубашкой...
В комнате у Родченко куда ни глянь - везде морская тематика. Сразу понятно, что здесь живет моряк. Большущий глобус с начерченными ручкой тонкими линями - это маршруты, которые проделал капитан. Линии эти тянутся от Арктики до Антарктики. В коридоре большая рында, фотографии кораблей, карты, дипломы. Вот плакат «Капитаны научного флота». На нем и сам Родченко. Про него написано: «Командовал зажатыми льдами моря Росса НЭС «Капитан Сомов» в период 133-суточного дрейфа, за который ему присвоено звание Героя Советского Союза...». Тогда, в 1985-м, задержавшись в водах Антарктики, ледовое судно «Михаил Сомов», которым командовал Валентин Филиппович, попало в зиму. А это пятидесятиградусный мороз, непроходимые льды, гигантские айсберги, которые в любую секунду могут раздавить корабль как щепку. Оставалось только одно - погибать. Но команда «Михаила Сомова» выжила. Именно эта история про дрейф во льдах Антарктики и легла в основу фильма.
Валентин Радченко на «Михаиле Сомове». 1985 год. Фото предоставлено участником спасательной экспедиции, оператором Александром Кочетковым.
Жизнь и море...
- Как вы попали на флот?
У меня в роду моряков не было, рос я в небольшом селении под Луганском. Отец вернулся с войны инвалидом, мама умерла, когда мне было 14 лет. Отцу тяжело было меня кормить, денег совсем не было в семье. Я думал, как бы облегчить жизнь ему. И вот увидел объявление в газете о наборе в Ждановскую мореходную школу. Написано было, что учащиеся будут обеспечены формой и едой. Вот я и пошел. В самый свой первый выход в море сразу попал в шторм. Помню, меня так укачало, что я решил: все, больше в море никогда не пойду. После школы ходил на корабле матросом. Наше судно курсировало от Одессы по Суэцкому каналу в Египет и обратно. Через год работы капитан направил меня учиться дальше, в Херсонское мореходное училище, говорил: будешь капитаном! По окончании училища меня распределили во Владивосток и направили на ледокол в Арктику на проводку транспортных судов по Северному морскому пути. Иногда (на период отпуска) удавалось сходить во Вьетнам (тогда там была война), в Индию, Японию. И только когда меня перевели на «Михаил Сомов», на пути в Антарктику и при возвращении мы всегда заходили в иностранные порты.
Романтика! Особенно в советские годы, когда мало кто выезжал за границу. Вы, наверное, могли много всего интересного там накупить....
Это только со стороны так кажется, однако желающих работать в Арктике и Антарктике было немного. Это же как в тюрьме! Стандартный рейс - 7–8 месяцев. В моей карьере были и дольше, когда больше года дома не бывал. Что здесь хорошего? Семью даже сложно завести.
А что касается покупок, то знаете, какие нищенские зарплаты были у моряков в советское время? Не разгуляешься. Я как-то общался с капитаном норвежского судна, и разговор у нас зашел про деньги: кто сколько получает. И когда я озвучил ему свою зарплату, он просто не поверил. Говорил, у них на судне уборщице больше платят. Я тогда как-то отшутился, но за державу было обидно. Если я, капитан, столько получаю, то что уж говорить о матросах и девочках-уборщицах.
- А что, на корабль берут работать и женщин?
Конечно, берут! Только, как правило, они недолго работают - пару-тройку рейсов, потом выходят замуж и оседают на берегу. У нас на «Михаиле Сомове», например, было девять женщин. А на ледоколе «Владивосток», который пришел нас спасать, - двадцать две. Кстати, когда еще в начале дрейфа появилась возможность эвакуировать часть людей вертолетами - на доступное для перелетов расстояние подошло транспортное судно с усиленным ледовым классом «Павел Корчагин», - я объявил всем, что желающие могут написать заявление и отправиться домой. Так вот все эти девять женщин сказали, что хотят остаться! Что не хотят корабль и команду бросать. Для меня это было удивительно. Но женщин вопреки их желанию было приказано все же эвакуировать с «Сомова». А мы остались дрейфовать.
Это вы пока вперед забегаете. Расскажите, как вообще получилось, что ваш корабль оказался там в разгар антарктической зимы?
Мы изначально поздно вышли в рейс. И когда вошли в море Росса и двигались в сторону антарктической станции «Русская», дело уже было в середине марта (в Южном полушарии зима наступает в наше календарное лето, то есть в марте там уже начинается зима. - Д.К. ), когда навигация в этих водах уже заканчивается. На судне было два вертолета, которые совершали ледовую разведку, проще говоря, летели вперед и смотрели, как и где расположен лед. И вот однажды борт вернулся с разведки с абсолютно белой ледовой картой. Никогда больше - ни до, ни после - я такую карту не видел! Я спросил ледового разведчика: «Юра, что за шутки? Где тут ледовая обстановка?». А он просто молча развернулся и вышел. И я все понял.
Легендарная встреча "Михаила Сомова" и "Владивостока". Фото предоставлено участником спасательной экспедиции, оператором Александром Кочетковым.
Адский ледовый дрейф длиной в 133 дня
- А почему вы тогда не развернулись и не пошли обратно, на север, к теплым водам?
Не было других вариантов. Уходить - это значит бросать наших полярников на верную смерть. Их там, на «Русской», было 26 человек, годовая экспедиция уже подходила к концу - мы как раз должны были их забрать, а новых туда высадить. То есть люди там остались бы без еды и топлива, а это верная смерть при морозе в 70 градусов по Цельсию. Так что решение было без вариантов - идти дальше, пробиваться. С невероятными усилиями «Михаил Сомов» подошел к Антарктическому материку на такое расстояние, когда до станции могут долететь вертолеты. Изначально план был просто забрать с «Русской» людей и срочно идти обратно. Но ледовая обстановка нам показалась не такой опасной, и мы, воодушевленные тем, что пробились к полярникам, посоветовались с Москвой и решили все-таки осуществить план до конца и закинуть на полярную станцию новую смену. Это был наш глобальный просчет, как в народе говорят, жадность фраера сгубила. Ведь забрать людей вертолетами - это два дня максимум. А вот закинуть новых, а значит, и еду и топливо на год - это минимум неделя. За это время лед совсем встал. И на обратной дороге мы попали в самый настоящий дрейф.
- В чем опасность дрейфа? В фильме показано, что судно просто вмерзло в лед и стояло неподвижно много дней...
Ага, если бы так было за такое Звезду Героя не дали бы. Вмерз и сидишь спокойно, чай пьешь. Нет, не так! Льды в Антарктике вовсе не такие, как в Арктике. Это там можно сесть на льдину и плыть на ней хоть месяц, хоть год. Таких экспедиций в Арктике было много, кстати. А в Антарктике льды не такие устойчивые. Они там постоянно сталкиваются между собой, рушатся, крошатся. А корабль наш оказался зажат между ними. В любую секунду его могло бы раздавить льдами как щепку. Ведь судно такого класса, как наш «Сомов», не рассчитано на льды толщиной больше 70 сантиметров. Все эти 133 дня он буквально трещал по швам от постоянного сжатия льдами. И неизвестно, выдержал ли бы он. Но самая большая опасность от айсбергов. А они в Антарктике огромные и плывут своей дорогой, которая может быть наперерез с нашей. Мы двигаемся в поверхностных течениях. А у айсберга под водой две трети его высоты - это 200, 300, а иногда и больше. И его несут совсем другие, глубинные течения. Любой из них мог раздавать наш кораблик. Некоторые сотрудники от всего происходящего с нами лежали чуть ли не в предынфарктном состоянии. А успокоительные лекарства у судового врача очень быстро закончились. Хорошо, что большую часть людей удалось эвакуировать на «Павел Корчагин». Тогда я и объявил, что желающие могут покинуть судно. А женщины тогда как раз и выразили желание остаться... Всего тогда судно покинуло 72 человека. Нас на корабле осталось 53.
- Вы-то сами не хотели эвакуироваться?
Нет, не хотел, да и не бывает такого, чтобы капитан покинул судно без команды сверху. И потом никто не предполагал, чем все это в конечном итоге обернется... Я до этого уже бывал в ледовом дрейфе 50 дней. Правда, это было не зимой, а летом. А отдел ледовых прогнозов, подразделение Института Арктики и Антарктики, заявлял, что в ближайшее время с большой долей вероятности случится разрядка льда, что даст нам возможность двигаться. К тому же они рассчитали, что корабль естественным образом течение будет нести на север, где лед слабее. Но они просчитались.
- Вы теперь так спокойно об этом рассказываете... А тогда было страшно?
(Молчит.)
Да некогда было особо бояться. Даже поспать и поесть иной раз удавалось раз в несколько суток.
На самом деле после возвращения из дрейфа Валентин Филиппович стал верить в Бога. И сейчас у него много икон.
- А еда-то была?
С едой как раз все было в порядке... А вот топливо кончалось. А оно жизненно необходимо для того, чтобы отходить на относительно безопасное расстояние от айсбергов. И, конечно, для обогрева. Ведь за бортом ‑50°С, а корабль - это железная коробка, которая остывает мгновенно. Мы экономили топливо изо всех сил. В каютах поддерживали минимальную температуру. Ни о каких изысках типа душа не могло, конечно, быть и речи. Но даже несмотря на жесткую экономию, топливо у нас катастрофически быстро заканчивалось. И если бы тогда не подоспела спасательная экспедиция на ледоколе «Владивосток», мы бы погибли.
Ни до «Михаила Сомова», ни после ни одно судно не попадало в дрейф в антарктическую зиму. Заход в порт любого судна рассчитывается за полгода вперед, согласуются сроки. И когда «Михаил Сомов» пропал и не пришел в назначенное время в назначенное место, международное морское сообщество решило - судно раздавило льдами. Между тем в СССР никто ничего не говорил о «Михаиле Сомове» и о ситуации, в которую он попал.
Я получил шифровку не выходить ни с кем на связь и не отправлять на Родину телеграммы членов команды. Несправедливый это был приказ, но что я мог поделать? При этом члены команды не знали о том, что все их послания начальник радиостанции не отправлял. Они по-прежнему писали родным и близким.
- Что писали?
Многие прощались. «Мы попали в дрейф. Обстоятельства очень тяжелые, судно повреждается от сжатия льдами и может не выдержать. Мы погибнем. Прощайте!». Конечно, если бы такие телеграммы пришли родным, то они бы начали бомбить правительство.
- Но все-таки шила в мешке не утаишь. Наверняка люди все поняли через какое-то время. Бунта не было?
Бунта не было, но неприятный инцидент все же случился. Как-то ко мне в рубку пришли и сказали: так, мол, и так, мы вас приглашаем на собрание. Какое собрание? А они отвечают: приходите и все узнаете. Конечно, мне все стало понятно. Пришел, люди стали меня спрашивать: «Вы говорили одно, а получается другое! Сами утверждали, чтобы бывали в дрейфах и все знаете. Вот теперь спасайте нас!».
- И что вы сделали?
Я не стал оправдываться, честно сказал, что реально раньше попадал в дрейфы, но на этот раз случилось все намного хуже. Что нас ждет дальше, я не знаю, но делаю все, что от меня зависит. Одним словом, попытался успокоить. Кстати, я всегда на доску объявлений вывешивал телеграммы от руководства, чтобы команда знала, что ситуацию контролируют из Москвы.
- А почему же за вами не высылали спасательную экспедицию?
Хотели. Но это было мало осуществимо. Сам институт не располагал судном, способным добраться до нас, ведь толщина льда была уже больше трех метров. Подключили другие ведомства, которые обладали судами высокого ледового класса, но никто не хотел идти на риск. Атомный ледокол бы прошел, но ему технически нереально идти через теплые, экваториальные воды - не охладится реактор. Военные рассматривали даже вариант прислать к нам атомную подводную лодку. Но когда я сбросил данные по толщине льда - от этой идеи тоже отказались.
Спасение пришло откуда не ждали - от журналистов
- Но все-таки потом послали «Владивосток».
Да, но это произошло уже после того, как нас обнаружил американский спутник. Ко мне в каюту прибегает сотрудник радиорубки: «Капитан, пойдемте скорее, там что-то про нас говорят по «Голосу Америки». И действительно, по радиостанции передали короткое сообщение, что спутник обнаружил во льдах Антарктики судно, что стоит оно с огромным креном, признаков жизни на борту нет - свет не горит, никого не видно - и что, скорее всего, это русский корабль «Михаил Сомов».
- А до этого, получается, руководство страны было не в курсе, что во льдах погибает советское судно?
Скорее всего, да. Тут же была создана государственная комиссия, возглавлял которую Андрей Громыко, председатель Президиума Верховного Совета. Но все, что они могли сделать, это мониторить нашу ситуацию. Все специалисты, в том числе и иностранные, сказали, что посылать спасательную экспедицию бесполезно, лед слишком крепкий и непроходимый.
- Но все-таки ледокол «Владивосток» пошел?
Да, и за это отдельное спасибо Артуру Чилингарову. Не знаю, как ему удалось убедить и госкомиссию, и руководство страны выделить ледокол! До этого директор института пытался это сделать, но ему не удалось. Чилингаров очень пробивной. И к тому же настоящий авантюрист, в хорошем смысле слова. Ведь успех спасательной экспедиции был под большим вопросом, шансы оценивались как 50 на 50. Но он рискнул и ее возглавил. «Владивосток» пошел нас спасать.
Около месяца ледокол добирался до «Михаила Сомова». По дороге он, не рассчитанный на тропические штормы, еле-еле прошел бурные 40‑е и 50‑е широты. Потом несколько раз был зажат во льдах Антарктики, но выбирался. Все-таки он в три раза более мощное судно, чем «Михаил Сомов».
Как они до нас добирались - это отдельная история. Кстати, говорят, именно Чилингаров предложил снять по этой истории фильм. Ну а мы радостно возвращались домой. В каждом порту нас встречали с оркестром, везде были журналисты, чиновники высоких рангов, послы. Я раздал много интервью. «Михаил Сомов» и история его чудесного спасения стали известны всему миру. Но дома, в Питере, меня ждали сотрудники прокуратуры. Они затеяли служебную проверку.
Кроме того, состояние моей нервной системы у медиков вызывало сомнения. Считается, что через три месяца в экстремальных условиях у любого командира едет крыша. То есть он становится недееспособным. Я же командовал дрейфующим судном 133 дня. И вот после тщательного обследования через 4,5 месяца меня выписали с припиской: выход в море, а уж тем более в Арктику и Антарктику, не рекомендуется.
- То есть вам поставили диагноз и признали недееспособным?
Слава богу, диагнозов не ставили. Позже начальник медицинской академии сказал, что успех дрейфа во многом зависел от того, что его капитан оказался простым, деревенским парнем, не привыкшим к легкой жизни и не впал в панику. После дрейфа я три года работал на научно-исследовательских судах в экваториальной зоне и в тропических районах океанов, а затем вернулся на «Михаил Сомов».
- А Звезду Героя вам когда вручили?
О, это произошло абсолютно неожиданно для меня. Мы с другом сидели вечером в Питере и чай пили. И тут его жена кричит нам: скорее идите, тут про Валю по телевизору говорят. Прибежали, а диктор программы «Время» объявляет, что мне, Чилингарову и летчику «Владивостока» Лялину присвоены звания Героев СССР. На следующий день в нашем НИИ все меня поздравляли. А я спросил, как же теперь прокуратура поступит. Но меня успокоили: забудь, говорят. И правда, меня больше не трогали и никуда не вызывали.
Зато Валентина Родченко стали рвать на части журналисты. Он, от природы скромный человек, даже ходил в обком партии и просил как-то поспособствовать уменьшению его славы на ТВ. Тем более не до этого ему было - семейная жизнь трещала по швам...
Дом Радченко в Луганске. Так он выглядел до бомбардировок. 2013 год.
Одинокий морской волк
О своих странствиях Валентин Филиппович может говорить бесконечно. А вот разговоры о личной жизни даются ему с трудом. Он пережил два неудачных брака и с 1986 года, практически сразу после возвращения из антарктического дрейфа, живет абсолютно один.
Ой, не хочу я про это говорить, - отмахивается он. - Такие разговоры только настроение мне портят. Ну какая может быть семья у моряка? Еще адмирал Нахимов говорил, что если ты избрал судьбу моряка, то забудь о женитьбе, потому что несчастливы будут оба. И я считаю, он абсолютно прав. Но в любом случае я благодарен судьбе, что у меня внучка есть. Это моя награда за дрейф, я так считаю.
Внучка Валентина Филипповича Ирина живет во Владивостоке, ей 26 лет. С дедом они видятся нечасто, билет до Санкт-Петербурга - недешевое удовольствие.
Я бы очень хотел, чтобы внучка со мной жила. Все-таки здесь, в Питере, ей было бы лучше - больше перспектив. Но некуда ее поселить. У меня же одна комната всего в этом социальном доме. Так что, когда она приезжает, я ухожу ночевать к друзьям.
- А как так получилось, что вы живете в казенных стенах?
Ой, это такая печальная история... У меня была квартира в Питере, в ней я жил еще с 80‑х. А отец так и прожил всю жизнь в нашем стареньком доме под Луганском. Дом этот был в очень плохом состоянии, буквально разваливался. Пенсия у меня не такая большая, чтобы хватило на его восстановление. Но я не мог допустить, чтобы он развалился. Вот и продал квартиру в Санкт-Петербурге и в Луганск перебрался. И климат там лучше, чем в Питере, и все свое, родное. Я полностью дом перестроил... Но в 2014 году начались обстрелы.
Все, что осталось у Валентина Филипповича от дома на родной земле, - фотографии. Они стоят у него в рамочке: скромный, но аккуратный кирпичный домик, лужайка, бассейн. В отдельной рамке фото собаки.
Это моя собака. Просто дворняжка. Мы с ней там вместе жили, но она из-за обстрелов убежала, и я не смог ее найти... Я не думал, что покидаю свой дом навсегда. Тогда же, летом 2014‑го, все говорили, что обстрелы эти максимум недели на две. Сначала я вообще хотел переждать там, прятался в подвале. Но подвал у меня хлипенький, буквально небольшая яма, накрытая рубероидом. А палили так, что мама дорогая! Из системы «Град» стреляли, земля тряслась. В один прекрасный день снаряд попал прямо в мой сад, в 12 метрах от моего укрытия. И тогда я понял: надо бежать. Из вещей взял только пару рубашек. В доме все осталось, все фотографии, вырезки из газет про «Михаила Сомова», теплые вещи... Найду ли я что-нибудь, когда война там кончится? Вряд ли... Дом стоит без окон и без крыши - все снесло снарядами. Я пытался туда прорваться, чтобы хоть окна пленкой закрыть, чтобы снег и дождь не разрушали его. Но не вышло. И собака моя тоже погибла...
В Питере долгое время Валентин Филиппович скитался по съемным комнатам и дачам. А потом друзья похлопотали, и его поселили вот в эту квартирку в социальном доме. Еле-еле удалось получить Родченко кредит (76‑летним его не особо дают), чтобы сделать ремонт и купить нехитрую мебель. Так и живет.
Я был согласен на любое жилье. Крыша над головой нужна ведь. Я все время думаю: сам ведь виноват, что остался на старости лет без крыши над головой. Но, с другой стороны, откуда можно было знать, что начнется эта война...
Редакция газеты «Московский комсомолец» просит выделить квартиру Валентину Родченко. Капитаны не должны быть выброшены за борт!
